Читать статья по культурологии: "Дионис-Либер, бог свободных" Страница 1

(Назад) (Cкачать работу)

Дионис-Либер, бог свободных

Т. В. Васильева

Разбогатевший выскочка Тримальхион давал роскошный пир. Гости были сыты до отвала, — предполагался еще свежезажаренный кабанчик, но когда это грядущее блюдо, спасаясь от поваров, с визгом ворвалось в пиршественную залу, перекормленные едоки дружно попросили хозяина волю для животного, которое теперь шныряло между столов в ритуальной шапке вольноотпущенника. Юный красавец-раб, наряженный Вакхом и по имени Дионис, обходя пирующих, раздавал им виноградные гроздья и распевал песни, сочиненные его гостеприимным господином. Обратившись к юнцу, Тримальхион приветствовал его традиционным возгласом: Дионис — Либер! Проворный артист мгновенно сорвал шапку с кабанчика и надел себе на голову. Гости рукоплескали каламбуру хозяина, который, в свою очередь, поощренный одобрением публики, «дожал» остроумную выдумку: Разве не видно, что у меня Либер — Отец?

Сцена эта, взятая из романа Петрония «Сатирикон», требует комментария. Древнегреческого бога Диониса римляне называли не только Вакхом, но и Либером, отождествив его по своему обыкновению с местным божеством, имевшим опять-таки, как это водилось у латинян, мужскую и женскую ипостась: Либер и Либера, — это были боги италийской почвы, плодородия, взрытой земли и обжитого поселения. Либера отождествлялась с Персефоной, таинственным божеством Элевсинских мистерий, дочерью Деметры-Земли, или с Ариадной, по греческим мифам, подругой Диониса. И если близость топонима Элевсин с греческим обозначением свободы — Элевтерия — просматривается разве что очень пристальным и не без предвзятости взором, то латинское слово Либер в нарицательном употреблении прямо-таки означает «свободный». Словом «либери» (только во множественном числе) назывались «дети» (домочадцы) римского гражданина, может быть, в память того, что когда-то так называли себя все дети одной общины, дети одного Либера, Отца, бога населенной ими земли. Русское «люди», немецкое Leute близки если не к самому Либеру, то уж к Элевтерии — почти очевидным образом.

Соль тримальхионовой шутки в том, что в первый раз обращением к артисту «Дионис — Либер», он не только называл по имени античного бога, но и отпускал на свободу раба, а во второй — не только объявил о присутствии у него божественного гостя, но подтвердил в то же время, что он — сын свободного, а не раба, т. е. не вольноотпущенник, кем он был на самом деле, но собственно liber, свободный, ибо сын свободного.

Говорят, в каждой шутке есть доля правды. В шутке Тримальхиона, независимо от своекорыстного намерения, сказалась такая правда, какую постичь было бы, пожалуй, великим благом для нас — но это потребует еще некоторых комментариев. Дело, однако, стоит усилий, игра стоит свеч — да поможет нам бог Дионис-Либер!

Наш Пушкин назвал Диониса веселым богом. А свободу — веселым призраком. Вино и веселье — это, казалось бы, закономерное сближение («Веселие Руси— пити»), а вот свобода и веселье — тут как будто не хватает какого-то промежуточного звена, уточнения. Но у Пушкина настойчиво сближаются свобода и радость («... свобода вас примет радостно у входа...»). В конце концов, «Ода к Радости» Шиллера — тоже скорее гимн свободе и братству людей, чем собственно радости — как понимаем ее мы, русские. Но для немцев Freude — радость и Freiheit

Похожие работы