Читать сочинение по русскому языку, культуре речи: "Печальный детектив 2" Страница 2

(Назад) (Cкачать работу)

-- Галя! -- с надменностью бросила в пространство Сыроквасова. -- Позови ко мне этого гения!

Галя -- машинистка, бухгалтер да еще и секретарша. Сошнин осмотрелся: в коридоре больше никого не было, гений, стало быть, он.

-- Эй! Где ты тут? -- ногой приоткрыв дверь, высунула Галя коротко стриженную голову в коридор. -- Иди. Зовут.

Сошнин передернул плечами, поправил на шее новый атласный галстук, пригладил набок ладонью волосы. В минуты волнения он всегда гладил себя по волосам -- маленького его много и часто гладили соседки и тетя Лина, вот и приучился оглаживаться. -- "Спокойно! Спокойно!" -- приказал себе Сошнин и, воспитанно кашлянув, спросил:

-- Можно к вам? -- Наметанным глазом бывшего оперативника он сразу все в кабинете Сыроквасовой охватил: старинная точеная этажерка в углу; надетая на точеную деревянную пику, горбато висела мокрая, всем в городе примелькавшаяся рыжая шуба. У шубы не было вешалки. За шубой, на струганом, но некрашеном стеллаже расставлена литературная продукция объединенного издательства. На переднем плане красовались несколько совсем недурно оформленных рекламно-подарочных книг в ледериновых переплетах.

-- Раздевайтесь, -- кивнула Сыроквасова на старый желтый шкаф из толстого теса. -- Там вешалок нет, вбиты гвозди. Садитесь, -- указала она на стул напротив себя. И когда Сошнин снял плащ, Октябрина Перфильевна с раздражением бросила перед собой папку, вынув ее чуть ли не из-под подола.

Сошнин едва узнал папку со своей рукописью -- сложный творческий путь прошла она с тех пор, как сдал он ее в издательство. Взором опять же бывшего оперативника отметил он, что и чайник на нее ставили,и кошка на ней сидела, кто-то пролил на папку чай. Если чай? Вундеркинды Сыроквасовой -- у нее трое сыновей от разных творческих производителей -- нарисовали на папке голубя мира, танк со звездою и самолет. Помнится, он нарочно подбирал и берег пестренькую папочку для первого своего сборника рассказов, беленькую наклейку в середине сделал, название, пусть и не очень оригинальное, аккуратно вывел фломастером: "Жизнь всего дороже". В ту пору у него были все основания утверждать это, и нес он в издательство папку с чувством неизведанного еще обновления в сердце, и жажду жить, творить, быть полезным людям -- так бывает со всеми людьми, воскресшими, выкарабкавшимися из "оттуда".

Беленькая наклейка сделалась за пять лет серенькой, кто-то поковырял ее ногтем, может, клей плохой был, но праздничное настроение и светлость в сердце -- где все это? Он видел на столе небрежно хранимую рукопись с двумя рецензиями, на ходу написанными бойкими здешними пьяницами- мыслителями, подрабатывающими у Сыроквасовой и видевшими милицию, которая отражена была в его творчестве в этой вот пестренькой папке, чаще всего в медвытрезвителе. Сошнин знал, как дорого обходится всякой жизни, всякому обществу человеческая небрежность. Что-что, это усвоил. Накрепко. Навсегда.

-- Ну-с, значит, дороже всего жизнь, -- скривила губы Сыроквасова и затянулась сигареткой, окуталась дымом, быстро пролистывая рецензии, все повторяя и повторяя в раздумчивой отстраненности: -- Дороже всего... дороже всего...

-- Я так думал пять лет назад.

-- Что вы сказали? -- подняла голову Сыроквасова, и Сошнин

Похожие работы