Читать сочинение по русскому языку, культуре речи: "Соотношение художественных мотивов в «Маленьких трагедиях» и лирике А.С. Пушкина" Страница 3

(Назад) (Cкачать работу)

В 1830–е годы культурная многослойность российской дворянской цивилизации получила в «Маленьких трагедиях» исходное значение трагического механизма европейской истории, предопределяющего для Пушкина трагизм русской дворянской культуры. Это обусловило национально–исторические значения причинно–следственной цепи лирических мотивов, в частности и воли к власти. При этом история национальной культуры становится для поэта формой личной и духовной автобиографии. Поэтому–то у Пушкина в начале 30–х годов сложилась классическая система лирической поэзии (на примере стихотворений «Моя родословная», «Румяный критик мой», «Герой»), где все личное, частно значимое, безоговорочно становилось национально значимым.

В «Каменном госте», где соединены мотивы юга, изгнания и бунта, обобщает не просто тему любви у Пушкина, а, так сказать, южной любви и во многом юга вообще.

Ахматова А.А., разбирая «Каменного гостя», высказывает глубокое предположение о том, что Пушкин как бы делит себя между Гуаном и Командором. Подоплеку этого «раздвоения» Ахматова связывает с предстоящим Пушкину браком [1].

Осповат Л.С., по–видимому, оправданно оценивает это раздвоение как историческое – ведь в лице Командора и Гуана поэт соотносит себя с двумя исторически противостоящими мирами [5].

Пушкинский Гуан каждую новую женщину любит по–новому, за то, что присуще именно ей: за жизнелюбие, скорбь, добродетель. И кроме того, он помнит о прошлых возлюбленных.

Как полагает Смирнов И.П., ключевые мотивы любовной лирики Пушкина, напрямую связанные с образом Гуана в «Каменном Госте», носят универсальный, вневременной характер. Это старение героя, предвидящего приближение смерти («Старик», «Счастлив, кто в страсти», «Опытность», «Я видел смерть»); власть мертвеца над живым («К молодой вдове»); смутное предчувствие некого зла («Месяц», «Желание»); воспоминание о другой любви («Дорида»); неопределенное томление, вторгающееся в любовное чувство («Когда б не смутное влеченье»); предпочтение тихой страсти перед бурной («Нет, я не дорожу»); отодвинутость наслаждения в прошлое либо в будущее; любовь, сопровождаемая воспоминанием о катастрофе, и пр. [7].

Преемственность лицейской и южной лирики отразилась в «Каменном госте».

Противоположные значения юга как преисподней и как обретенной вневременной гармонии, земного рая поэзии и любви, вместе рождают сложный мотив юга как места сладостного воскрешения горьких воспоминаний. Идеальная любовь всегда в прошлом и соотносится с раскаянием и ностальгией.

В «Моцарте и Сальери» переосмысляются различные типы поэтического отношения к действительности, воплощенные в лирике: шаловливое эхо одухотворенной природы и поэт–пророк, живущий в пустыне.

В первом качестве поэт, поэтически углубляясь в природу, углубляется и в прошлое, в котором прозревает свой ренессансный прообраз. А поэт–пророк рационалистически читает природу как свод божественных заповедей человеку. Поэтому его природа – пустыня. Разочаровавшись в людях как адресатах пророчеств, он замыкается на себе, подобно байроническому демону.

В

Похожие работы